Юрий Хейфец (Борис Берг)\
«Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастет народная тропа...»,—
Так думает, небось, кремлевский шут позорный,
Похожий на вонючего клопа,
«Нет, весь я не умру — душа в счетах заветных
Мой век переживет, и тленья убежит,
Я детям передам секрет богатств несметных,
Скажу, где клад лежит,
Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,
И назовет меня всяк сущий в ней язык,
Ведь помнить будут все о том, как злобой дикой
Я мир пугать привык,
И долго буду тем любезен я народу,
Что в страхе скотском я держать его умел,
Что отнял у него я право на свободу.
И делал, что хотел,
Веленью божию притом я был послушен,
И церковь сделал я подельницей своей,
Дабы поповский быт не скуден был и скучен,
Как у простых людей,
И, значит, гнев Творца не страшен мне покуда:
Напуганы враги, приручены друзья,
И более, чем я, что взялся ниоткуда,
Счастливым быть нельзя!»
Так думает, поди, злодей с глазами трупа,
А Пушкин, между тем, печалится о том,
Как тяжко в небесах невидимая ступа
Нависла над Кремлем,
Но нам его мольбы помочь уже не в силах:
Мы подлою толпой рабов, покорных злу,
Уже давно по грудь стоим в своих могилах
И всё поем хвалу
Безродному глупцу, невежде и ворюге,
И ветер злой весны, впитавший нашу кровь,
Всё ниже над страной, как ворон, чертит круги.
И умерла любовь.
